Дикарка. Неизвестный маршрут - Страница 56

Он отвел руки Марины от груди – Марина притворилась, будто руки у нее слабые, и ее легко одолеть – погладил по-хозяйски.

– Да тащи ты ее сюда, – послышалось сзади, – двинуть пару раз...

– Не торопись, – с ухмылочкой сказал атаман, всем телом прижимая Марину к стене. – Она девочка умная, сама ляжет... Ты ведь сама ляжешь? Выбор у тебя небогатый...

Марина подняла на него глаза, моргая с самым испуганным видом:

– А вы, правда, меня не убьете, если...

– Да кто тебя убьет, дуреха? Завтра отвезем к военным, по-хорошему. Можешь им наплести что угодно, но доказательств все равно не будет никаких. Я нашу власть в нынешней своей роли вполне устраиваю, станет она дергаться из-за какой-то ученой девки из задрипанного Питера! Выпьешь стаканчик?

– Нет.

– И правильно, – сказал атаман, почти мурлыкая. – Молодым девчонкам пить неприлично, да и для здоровья вредно... – он отступил, посторонился. – Ну? Или хочешь по-плохому?

Марина замотала головой, прошла к покрывалу и неторопливо улеглась, расслабилась, насколько удалось, вытянула руки вдоль тела, зажмурилась и слегка развела ноги.

– Шире раздвигай, – скомандовал кто-то из приближенных. – И глаза открой.

Марина повиновалась. Рядом скрипели стаскиваемые сапоги, с глухим стуком разлетались по углам, звякало горлышко о края стаканов.

– Приятная коза, – сказал кто-то. – Гладенькая.

– Городская. Они там все такие, сытые и беззаботные. Глянь, вся выбритая.

– Культурная...

– Ничего. Сейчас сделаем из этой культурной простую деревенскую давалку. Пусть они нас окунули мордой в дерьмо, мы хоть так свое возьмем. Эй, голенькая! Губки пальцами раздвинь, я полюбоваться хочу. Да на меня смотри, недотрога питерская!

Очень мило, подумала Марина, выполняя приказ. Прорезалось что-то похожее на идеологическую базу. Начнут они когда-нибудь, или всю ночь будут таращиться?

– На ходу обучается, – продолжал тот, самый неугомонный. – Ну-ка скажи: «Я была порядочная, а теперь я блядь казацкая».

Без запинки Марина повторила. Унизили, ага, подумала она насмешливо. Пойду потом и повешусь на воротах от психологического шока, с трагическим письмом в зубах...

– А пусть сделает...

– Да ладно тебе, – сказал второй. – Чего представление тянуть? Начинайте, господин атаман, как и положено.

– Ну, держись, гостья дорогая! – хохотнул атаман.

Опустился над Мариной, упираясь в пол вытянутыми руками, примостился, умело вошел – неторопливо, стараясь проникнуть как можно глубже. Чтобы подыграть – авось зачастит, и побыстрее отделаешься от первого – Марина старательно ахнула во весь голос, картинно закусила губу.

– На меня, на меня смотри! – весело распорядился атаман. – Успеешь еще поорать! Ножки сдвинь посильнее.

– Невинность нашарили, атаман? – захохотал кто-то.

– Ни черта! – откликнулся атаман. – Все разработано в лучшем виде.

Ясно стало, что быстро от него не отделаешься. Атаман насиловал Марину неторопливо и размеренно, с самодовольной улыбкой глядя в лицо под громкий смех зрителей, комментировавших процесс в самых похабных выражениях.

Второй проворно встал на колени лицом к атаману, грубо и цепко стиснул груди. Конец тыкался ей в лицо, нашаривая рот. Нашарил, проник, заработал ожесточенно. Атаман, наконец, закончил и отвалился, его проворно сменил второй, действуя гораздо торопливее и грубее, злым шепотом командуя:

– Подмахивай! Что лежишь, как бревно?

А не потерять ли мне сознание? – подумала Марина. И, громко застонав, замерла с закрытыми глазами. Особых выгод это не принесло. На всех троих обрушилось ведро теплой воды, и кто-то обрадованно вскрикнул:

– Оклемалась! Моргает! Наяривай, Семен, люди ждут!

И ее продолжали обрабатывать с двух сторон. Когда на нее навалился четвертый, а рот разжал отдохнувший атаман, Марина уже чувствовала себя скверно, моталась, как кукла, закрыв глаза и глухо вскрикивая. Сознание туманилось, хохот и похабные реплики доносились словно издалека. Почувствовав, что тяжесть на нее больше не давит, а рот пуст, Марина блаженно отдышалась. Досталась же профессия, вяло подумала она, распростершись на одеяле. Беда только, что сменить эту профессию на более спокойную не тянет, за конторским столом еще хуже, хотя и безопаснее...

Она ощутила, что ее бесцеремонно поднимают на ноги, открыла глаза. Почти не играя, протянула жалобно:

– Может, хватит?

– Тихо ты! – толкнул ее кто-то в спину. – Веселимся так веселимся...

Атаман сидел на торце лавки, ухмыляясь, манил:

– Ну, иди сюда, красивая, еще разочек...

Марину толкнули прямо на него, он ловко подхватил девушку, завалил ее на себя, опускаясь навзничь на лавке, сжал груди, вошел столь же умело. И тут же кто-то пристроился сзади, крепко стиснув бедра. Марину пронзила нешуточная боль, она закричала и дернулась, но остальные прижимали ее за плечи с двух сторон, хохоча при каждом ее вскрике. Она громко охала от боли, но потом в рот вновь вторгалась напрягшаяся плоть, и Марина лишь глухо стонала, обмякнув и безвольно двигаясь, пока ее насиловали с резкими выдохами, уже деловито молча, выворачивая ее голову то вправо, то влево, чтобы каждый урвал свое.

Потом она потеряла сознание по-настоящему.

Возвращение к действительности вопреки обычным рефлексам получилось отнюдь не мгновенным. Она не сразу поняла, где находится. Понемногу стала соображать, что лежит на жестких досках, привалившись к ним щекой, над головой тускло мерцает светильник, все тело болит, полное впечатление, что ее разорвали пополам. Хорошо хоть оставили в покое.

– Затрахали девку, – послышался над ней голос Татьяны, ничуть не укоризненный, скорее, игривый. – Из ушей течет...